"В эвакуации"

Случилось это после того, как Исаак и мой старший брат Алик (15-летний подросток) пошли на заработки – убирать мёрзлую капусту на колхозных полях. Два мешка заработанной капусты они тащили по грязи и бездорожью 15 километров. Вот тогда он и простудился, а Алик (тогда ещё Адольф, Адик) надорвася и тоже лежал больной*).

*Алик рассказывал мне, что по дороге их догнал конный отряд казахов, и с криками: «Бей жидов!», начал хлестать их плетками и перевернул тележку с капустой в грязь и снег. (Прим. В.Н.)

Помню, как мама ходила по соседям, предлагая кое-какие свои вещи в обмен на молоко, творог, сметану – спаситальные продукты. Выручило нас одно обстоятельство. И не только в этот момент, но и на протяжении последующих 5-6 лет. Уезжая в эвакуацию, родители не взяли с собой ничего, кроме самого необходимого. Но, маме удалось взять с собой швейную машину «Зингер». Вот она то и стала «кормилицей». Мама приспособилась вышивать женские комбинации, занавески, различные салфетки и т.п. За это благодарные клиентки платили продуктами. В Кемерово приехала ещё одна мамина сестра Аня с ребёнком (мой двоюродный брат Артур). Таким образом, в Кемерово в эвакуации было три сестры, а это уже легче – всё-таки переживали все трудности сообща.

Запечатлелся в моей детской памяти такой эпизод. Чтобы поднять папу на ноги, родители продали всё более или менее ценное из привезенного (хотя это были крохи) и купили телёнка. Бабка Томина его отравила, и пришлось срочно его зарезать. Вот тогда мне, нечаянно, удалось увидеть, как какие-то нацмены (вроде, казахи) перерезают ему горло, подставляют кружку и пьют кровь. Моё детское сознание перенести этого не смогло, и я благополучно его лишился. По силе своего воздействия на мою психику в эти годы может сравниться только просмотр в 1943 году фильма «Человек №217» - военная агитка, которые штамповались (и оправданно) в те годы в неимоверном количестве. Но этот фильм почему-то запал в памяти особо.

После болезни папа в госпиталь уже не вернулся – окончательно испортилось зрение, и его демобилизовали. Алик к тому времени уже учился в строительном техникуме, а папа нашёл работу в Кемеровском Городском совете Народного Образования. Сделать это было ему относительно нетрудно т.к. во-первых мужчин тогда было мало, а во-вторых у него за плечами был солидный опыт довоенной работы. Через недолгое время папа ушёл в систему Областного здравоохранения.

Не знаю, каким образом (помню только какого-то папиного знакомого в доме), но вскоре мы переехали в малюсенькую, но отдельную двухкомнатную квартиру на ул. Вокзальная 16. Это было намного дальше от школы, где я учился, но школу я не захотел менять и до отъезда из Кемерово учился в ней. Наверное, меня подкупила доброта моей учительницы, Анны Павловны, которая яростно оберегала меня от нападок жестоких одноклассников: «Выковыренный. Узе приехал на козе. Жид – по верёвочке бежит» и ещё массу

всяких обидных кличек получал я (и не только я) в школе. Но были и верные друзья, которым я признателен за поддержку. Дразнилки прекратились только в 4 классе, когда я неожиданно стал героем дня в школе.

Однажды, катаясь на улице на коньках, цеплялись за редкие машины и повозки металлическими крюками (любимое занятие мальчишек), я увидел слепого военного, входящего в магазин. Поскольку, у входа были ступеньки, он упал. Вот тогда я отцепился от повозки, подъехал и помог ему пройти в магазин. Когда он расстегнул пальто, я увидел у него звезду Героя Советского Союза.

Нужно знать, что тогда это значило для мальчишки! В общем, я проводил его на вокзал, наговорил ему что-то о тимуровской команде, о моей учёбе, о моей мечте иметь много книг.