Сесиль и Циля Бейзман начали переписываться по почте в конце 50х годов, когда после смерти Сталина это стало возможным. Подробности этой переписки и как они нашли друг друга неизвестно. Все детали переписки и письма тщательно скрывались, так как это могло навредить молодому поколению. Наличие родственников за границей губило карьеру, закрывало доступ к высшему образованию и даже приводило к обвинению в шпионаже. Старшее поколение ещё очень хорошо помнило годы сталинских репрессий.

Я узнал о Сесиль, после того, как начал собирать почтовые марки и обмениваться ими с другими сверстниками. Особенно ценились тогда советские марки с иностранными почтовыми печатями - "гашенные" марки. Когда Циля узнала об этом, а мы с моей мамой Ниной Фурмановой каждую неделю навещали её, она предложила мне "погасить" марки. Я стал приносить ей советские марки разных серий, а она возвращала мне эти уже "гашенные" марки с французскими "штемпелями". Как я узнал позже, она наклеивала их на конверт письма и посылала письмо в Париж. В ответном письме Сесиль посылала ей этот конверт с уже "гашенными" марками. Над кипящей кастрюлей Циля отпаривала марки от конверта и передавала мне.

Когда мне должно было исполниться 16 лет и пришло время получать паспорт родители мне строго-настрого запретили рассказывать о Сесиль кому-либо, а в анкете на паспорт указать: "Родственников за границей не имею".

Адрес Сесиль мне удалось узнать только тогда, когда после смерти Цили обнаружилось два конверта в которых хранились поздравительная открытка и фотографии Сесиль и Якова от 1962 г.. Кроме этого нашелся типографский экземпляр монографии Сесиль (с не разрезанными страницами), изданный в Париже. Он сохранился до сих пор и находится в моей библиотеке. Уже после моего поступления в университет моя мама (Нина Фурманова) рассказала мне, что Сесиль завещала свой дом на мое имя, т.к. других наследников у нее нет. Выяснить это теперь уже невозможно.

Витя Неэман (Немёнов), 2021 г.